Дзюродзин с тыквой-горлянкой

Сейчас перед нами небольшая, очень искусно вырезанная нэцкэ, представляющая Дзюрōдзина – одного из семи японских богов счастья, которые были занесены в Японию из Китая. Резчик Судзуки Тококу родился в 1846 году и дожил до 1931 года. Активный период его творчества приходится на закат традиции вырезания нэцкэ. Он начал свою карьеру в 1870-х годах в Токио, где на него оказал сильное влияние известный резчик Одзаки Кокусай. Кокусай был основателем школы резчиков или, правильнее, группы резчиков, которые особенно любили использовать олений рог и тщательно вырезали свои фигурки, прибегая к литературным аллюзиям в своих работах. Сам Тококу начал вырезать в той же манере, и его первые работы были, вероятно, не столь метафоричными, а больше относились к так называемому типу мандзю. Мандзю – это японский рисовый пирожок, и нэцкэ мандзю напоминают по форме такие пирожки, они овальные или круглые. Мастер вырезал их из разных материалов, что очень характерно для эпохи Мэйдзи в период с 1868 по 1912 год и позднее. Схожую технику можно увидеть в другой нэцкэ, о которой уже говорилось в серии лекций, Дзюгёку. Тококу, без сомнения, принадлежат и другие работы, например, знаменитая миска из дерева, которая содержит вставки из других материалов – нефрита, лака, металла. Он был очень умелым мастером и использовал разные материалы и делал это с удовольствием.

В случае с Дзюрōдзином, богом счастья, он поместил рядом с ним очень большую тыкву, которую можно рассмотреть в 3D-демонстрации. Если фигурку повертеть, то можно увидеть, что тыква почти такого же размера, что и сам бог. Без сомнения, это вместительная емкость для сакэ. Фигурка удерживается при помощи длинного красного шнурка с кисточками, который на самом деле покрыт лаком. Это один из любимейших декоративных элементов Тококу. Шнурок проходит по центру тыквы, а на ней самой видна маленькая пробка из кости. Тококу любил аллегорические сюжеты про богов счастья и буддийского патриарха Дарума. Cкорее всего, мастер вырезал нэцкэ не для ношения, так как период его творчества пришелся на середину его карьеры, когда многие японцы уже перестали носить кимоно.